...Зато не отказал себе в удовольствии внимательно и откровенно оглядеть Черкаса — выглядел бандит отвратительно. Страшно выглядел. Голову уголовника пересекал толстый рубец, вокруг которого не росли волосы, один глаз был искусственным — дешевая стекляшка безжизненно таращилась в пространство, а правое ухо выглядело так, словно по нему прошлись паяльной лампой. Полоски шрамов украшали подбородок бандита, по всей видимости, челюсть была сломана в нескольких местах, и сломана жестоко — Черкас до сих пор говорил не очень внятно, и, как заметил Фома, своих зубов у него не осталось. Кисть левой руки была заменена протезом…
— Нравлюсь? — Уголовник издал короткий звук, который можно было принять и за смешок, и за сдавленное рычание.
— Нравишься, — не стал скрывать Калека. — Но я бы тебе еще и ноги повредил.
— Они и повредили, — после короткой паузы ответил бандит. — С палкой хожу.
— Это хорошо, — кивнул Фома.

...— Я за это заплатил. — Бандит с трудом поднял левую руку и указал протезом на свое лицо.
— Ты был здоровым и сильным мужиком, — жестоко усмехнулся Фома. — Тебя покалечили, но ты себя не убил, ты привык, ты снова находишь в жизни какие-то удовольствия. Я не могу этого допустить, разбойник. Просто не могу, извини.
Калека бросил в Черкаса щепотку золотистого порошка, полностью парализовав уголовника, снял пальто, пиджак, неспешно закатал рукава рубашки и вытащил из кожаного мешочка нож.
— Считай, что тебе повезло, разбойник, времени у меня мало, так что умирать ты будешь минут пятнадцать, не более.